Правда, из-за своих занятий я всегда рассматривал их [венецианских крылатых львов], как более резвую и образованную разновидность Пегаса, который летать, конечно, может, но чье умение читать более сомнительно. Во всяком случае, лапой листать страницы удобнее, чем копытом.

Красота утешает, поскольку она безопасна. Она не грозит убить, не причиняет боли. Статуя Аполлона не кусается, и не укусит пудель Карпаччо. Когда глазу не удается найти красоту (она же утешение), он приказывает телу ее создать, а если и это не удается, приучается находить и в уродстве. ...Ибо красота есть место, где глаз отдыхает.

Нищий всегда за настоящее.

По-моему, Хэзлитт сказал, что единственной вещью, способной превзойти этот водный город [Венецию], был бы город построенный в воздухе.

...то, что считается свежей кровью, всегда оказывается в итоге обычной старой мочой.

Реальность страдала сильнее, и часто я пересекал Атлантику на обратном пути [из Венеции в США] с отчетливым чувством, что переезжаю из истории в антропологию.

напоминал мне римский Колизей, где, по словам одного моего друга, кто-то изобрел арку и не смог остановиться.

...любовь больше того, кто любит.

Человек .моей профессии редко претендует на систематичность мышления; в худшем случае, он претендует на систему. Но и это у него, как правило, заемное: от среды, от общественного устройства, от занятий философией в нежном возрасте.

По крайней мере, до тех пор, пока государство позволяет себе вмешиваться в дело литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства.

...там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они [тираны] обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и разногласие, на месте решимости к

действию - невнимание и брезгливость.

Философия государства, его этика, не говоря о его эстетике - всегда "вчера"; язык, литература - всегда "сегодня" и часто - особенно в случае ортодоксальности той или иной политической системы - даже и "завтра".

Только если мы решили, что "сапиенсу" пора остановиться в своем развитии, следует литературе говорить на языке народа. В противном случае народу следует говорить на языке литературы.

Я не думаю, что я знаю о жизни больше, чем любой человек моего возраста, но мне кажется, что в качестве собеседника книга более надежна, чем приятель или возлюбленная.

И в момент этого разговора писатель равен читателю, как, впрочем, и наоборот, независимо от того, великий он писатель или нет.

-книга является средством перемещения в пространстве опыта со скоростью переворачиваемой страницы

И среди преступлений этих наиболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т. п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое - пренебрежение книгами, их нечтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление если же преступление это совершает нация - она платит за это своей историей.

-я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительней, чем для человека, Диккенса не читавшего.

... для человека, чей родной язык - русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение...

-кто-кто, а поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка, что не язык является его инструментом, а он - средством языка к продолжению своего существования

Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем. что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее.

1 | 2 | 3 | 4 | 5

ссылка на нас - залог попадания сюда: каталог союзников